Валентина Пономарева появилась на сцене концертного зала областной филармонии в сопровождении двух гитари­стов: Алексея Сидорова и Константина Гогунского. Зал ждал певицу и взорвался аплодисментами. Зрители жаждали свидания с известной исполнительницей русских и цыганских романсов.

— Я запомнила концерт Валентины Дмитриевны во время ее гастролей у нас в 2001 году,— делилась впечатлениями в перерыве концерта Любовь Миллер. — И вновь окунулась в это прелестное окружение романса сейчас. Пришла с внучкой, которая тоже обожает творчество певицы. Заслушиваюсь роман­сами Валентины «Калитка», «Отцвели уж давно..», «Очи черные». И сейчас вновь в своей юности— будто и нет за плечами долгих лет жизни...

Лучшей исполнительницей лучших романсов, тонким знатоком русской души назвали журналисты Англии и Франции нашу певицу.

— Я объездила полмира, и везде знают и любят русские и цыганские романсы, — рассказывала она сама. — И нет нигде в мире уголка, где бы не звучали наши романсы, а «Очи черные», «Гори, гори, моя звезда» поют на русском языке. Цыганский романс возник как продолжение русского, обогатив его эмоционально, разукрасив голосовыми интонациями и разудалостью. С огромным удовольствием пою для мурманчан. Смотрите, сколько мне подарили роз! Столько я не получала их даже в Кисловодске, где была только что на гастролях. Необыкновенный у вас зритель: умный, внимательный, радушный, знаю­щий толк в исполнении и музыке… Слышали, как зал пел «Отвори поскорее калитку»? Так могут петь только возвышенные и талантливые люди.

Надо сказать, что Валентина Пономарева умело расставляла акценты в общении с залом: объясняла ли свой уход со сцены («Порадую вас своими костюмами — пойду переоденусь»), рассказывала ли о супруге Константине Гогунском («Он не главный мой гитарист, хотя всю творческую жизнь рядом. Он— моя любовь»), представляла ли брата Владимира Пономарева («Лучшая скрипка России— мой братишка. Сейчас я отдохну, а вы оцените его игру»). Все у нее получалось естественно, ненавязчиво, хотя, конечно же, в непосредственных ремарках улавливалась точно обозначеннаяканва сценария, рассчитанная режиссура, отрепетированная манера поведения на сцене… А вот автографов «для любимых и прелестных мурманчан» Пономарева раздавать не стала— закрыла дверь гримерки. Подписать купленные зрителями диски и альбомы своего «издательства» не было сил. Запретила автору этих строк сфотографировать ее за кулисами, задать пару вопросов. И смилостивилась лишь тогда, когда услышала: «Вы удивительно выглядите, Валентина Дмитриевна. Вам более сорока не дать». В ответ ус­лышал:

— И не надо давать. Не по лицу судите — по душе, а ей только 18-ть. И по моим слушателям оценивайте мой возраст, на старуху никто не пойдет. У меня же — полный зал и огромная охапка цветов! Вот поеду сейчас под Одессу — там у меня дача — и помолодею еще больше. И еще лучше спою для вас, дорогие мои. — Засмеялась, закрылась шалью, пококетничала...

Владимир Пономарев вышел на сцену во втором отделении концерта. В сопровождении гитаристов исполнил на скрипке несколько произведений, встреченных зрителями бурными аплодисментами. И вновь на сцене Валентина Пономарева. Как и брат — в цыганском наряде. И оправдывая одеяния, исполнила некоторые традиционные цыганские движения. Но делала это осторожно, без резких переходов и изгибов… «Возраст ограничивает наши мышцы, — объяснила она невзначай, будто чувствуя наблюдательность зала, — но мы его обманем...»

— Лишь только вечер затеплится синий… — и никто уже не замечал ее скованных движений— присутствующие уносились в юность, в воспоминания, очарованные музыкой и голосом певицы...

Несколько лет я выступала в театре «Ромэн», училась у такого талантища, как Николай Алексеевич Сличению. Потом в кино, в концертной деятельности мне эти уроки очень пригодились. Звучали мои ро­мансы и песни более чем в 30 фильмах. Но наибольший успех и слава пришли после фильма «Жестокий романс» Эльдара Александровича Рязанова. Кстати, тогда Никита Михалков похвалил моего брата за исполнение романса, который сам Никита напел в картине. Помните? А ну-ка, Володя, да-вай! Но «Шмель» у Владимира получился, мягко говоря, не очень. И все же зрители аплодировали громко. Даже выкрикивали: «Браво». Отчего Владимир, по-моему, даже смутился.

— Не могу уйти от вас, дорогие мои, не исполнив моего любимейшего романса… — Валентина Дмитриевна задумалась. Зал затих. — Ну, да… Белла Ахмадулина написала стихи для него. Дивные. Разящие… — И глубоко вздохнув, запела: «А напоследок я скажу...»

И все. Зрители, хотя возраст их был в основном не юношеский, неистовствовали. И погасил их пыл только директор филармонии Владимир Словеснов. Он вышел на сцену с цветами и сказал: «Вы — чудо. Вы — словно эти прекрасные цветы. И больше нет слов...»

… Владимир Пономарев вынес несколько пластинок с романсами сестры и плакатов с ее фотографиями. Разложил их на краю сцены: «Для мудрых и верных ценителей романса, для самых давних почитателей творчества Валентины...»

Но самым-самым мало что досталось. Потом, когда опустела сцена, одна женщина взмолилась: «Я сама цыганка. Ну можно еще одну пластинку подарить? Мне… Ну, пожалуйста».

У раздевалки еще было много народа. Владимир Пономарев спустился вниз с пластинкой. Поискал глазами, видно, ту самую — умолявшую… Нашлась мурманская цыганка, так желавшая стать владелицей пластинки. Обняла Владимира, поцеловала.

— Мы обязательно к вам приедем еще. Обещаю. Мое вам цыганское слово! — Владимир Дмитриевич был расстроган.

Виктор ШУБИН, газета «Полярная правда», 27 мая 2008 год.

газета «Полярная правда»